30 июня представителей грузинских СМИ не пустили во двор Тбилисского городского суда с видеокамерами. Это — первые последствия вступления в силу поправок к закону «Об общих судах», которые ограничивают журналистов в освещении судебных процессов.
«11:18 — Когда я вошла в зал заседаний, мне запретили доставать телефон из сумки и делать аудиозапись. Компьютер — единственное устройство, на котором я записываю основные моменты судебного процесса, а затем публикую их здесь, в этом блоге».
Так начинается лайв-блог журналистки грузинской службы Радио Свобода Саломе Чадунели. Уже семь месяцев она освещает судебные процессы задержанных участников проевропейских протестов. 30 июня прошло очередное слушание по этому делу. Параллельно суд рассматривал дело оппозиционного политика Ники Гварамия, арестованного за отказ явиться на заседание временной следственной комиссии под руководством Теи Цулукиани.
Текстовые лайв-блоги сейчас — практически единственный способ для журналистов передавать информацию прямо из зала суда. Теперь им разрешено вести записи только с помощью блокнота или ноутбука.
Текстовый лайв-блог — это формат онлайн-трансляции событий в реальном времени с помощью текстовых записей, обычно с добавлением фото, цитат, видео или ссылок.
Утро понедельника для журналистов, освещающих судебные процессы, началось, как обычно: с камерами и телефонами они направились к зданию Тбилисского городского суда, но остались за воротами. Представителей СМИ с профессиональной техникой допустили на территорию лишь после того, как они оставили оборудование за пределами суда. Вступили в силу новые правила, запрещающие СМИ снимать судебные процессы.
Речь идет об изменениях в Законе «Об общих судах», принятых 27 июня в ускоренном порядке. Право на съемку заседаний имеют только «уполномоченные лица суда», а разрешение для СМИ в качестве исключения должен выдавать Высший совет юстиции.
Миндия Габадзе, ведущий фотожурналист судебных процессов и сотрудник онлайн-издания «Публика», больше не может полноценно выполнять свои профессиональные обязанности. Его эмоциональные снимки обвиняемых и их родственников в зале суда вызывали сочувствие и отклик в обществе.
«Я пытался пройти, но не смог — мне сказали, что вступил в силу новый закон. Он [охранник] даже не стал меня слушать, когда я объяснил, что подал заявку на аккредитацию и по новому, и по старому способу. Ни пресс-служба суда, ни Совет юстиции не выходят на связь и не берут на себя ответственность за то, что журналистов не пускают. Мы не можем работать».
Журналистка Софо Апциаури из «Проекта 64» также была вынуждена оставить камеру за воротами суда. По ее словам, несмотря на то что ранее, как представитель онлайн-СМИ, она и так не имела права снимать сами заседания, ей все же разрешалось свободно передвигаться по территории суда — во дворе и в коридорах — и вести съемку там.
То, что происходит во дворе и коридорах суда, порой не менее важно, чем в зале заседаний. Например, 21 июня была арестована учительница Нино Даташвили — ее обвиняют в нападении на судебных приставов, за что ей грозит до семи лет лишения свободы. Инцидент произошел 9 июня в коридоре, когда она пыталась попасть на слушание по делу задержанных участников проевропейских протестов, но приставы отказали ей во входе. В результате женщину насильно выдворили из здания суда, применив к ней силу. Все это было зафиксировано на видео журналистами.
Слушание 30 июня началось с ходатайства адвокатов о допуске СМИ с камерами. Однако в первый день действия нового закона суд отказал, ответ от Высшего совета юстиции, уполномоченного выдавать разрешения, не поступил. Журналисты и адвокаты отмечают, что этот орган не выходит на контакт с прессой, а судейский пресс-центр дает расплывчатые объяснения.
«Даже в первый же день действия закона они не смогли обеспечить хотя бы какую-то нормативную процедуру, создать ее или объяснить, как надо подавать заявление, или что делать вообще», — отмечает в интервью «Эху Кавказа» председатель Коалиции по защите прав медиа Мамука Андгуладзе.
Снять «цирк»
Дела, связанные с «узниками совести» и представителями оппозиции, имеют высокий общественный интерес. Журналисты уверены: власти стремятся ограничить освещение судебных процессов, чтобы скрыть происходящее внутри от общественности. В «Грузинской мечте» заявляют, что изменения необходимы, чтобы «избежать цирка» в залах суда. Однако слово «цирк» нередко используют именно сторонники арестованных активистов.
«Закрытие этих дверей — не случайно. Единственная цель, чтобы общество не увидело, насколько слабо конкретное уголовное дело. Это подтверждается тем, что общество все это время получало кадры и показания, которые подрывали пропаганду, направленную против обвиняемых. В итоге общество видело, насколько комическая складывается ситуация», — говорит адвокат двух «узников совести» Омар Пурцеладзе в интервью «Формуле».
Так 13 июня на судебном заседании по делу о групповом насилии свидетелем обвинения выступал полицейский Гогита Харатишвили. Он утверждал, что среди обвиняемых узнал Валери Тетрашвили — человека, которого задерживал и обыскивал в декабре прошлого года.
Между свидетелем-полицейским и адвокатом Валери Тетрашвили, Ирмой Чкадуа, состоялся короткий диалог:
Адвокат:
— Можете ли вы указать, кто из них Валери Тетрашвили?
Свидетель:
— Вот он стоит там, прямо на меня смотрит.
В зале раздался смех. Валери Тетрашвили в тот день не присутствовал на заседании.
Свидетель по делу врача Георгия Ахобадзе, следователь Григол Качкачишвили заявил, что полиция может многое: «Мы можем пытать, можем убить человека, но этого не делаем». Так он ответил на вопрос Ахобадзе, достаточно ли двух полицейских, чтобы «удержать одного человека».
Или, например, в одном из случаев судья назначил 11 обвиняемым по делу о групповом насилии государственных адвокатов — вопреки их воле. У всех подсудимых уже были собственные защитники, причем у некоторых не один. Против назначения госадвокатов выступили не только сами обвиняемые и их частные адвокаты, но и государственные защитники, которых назначили — они подали самоотвод. Однако судья отклонил их ходатайства. Такая практика позволяет обеспечить бесперебойное ведение процесса: если частный адвокат отсутствует, его заменяет государственный, что предотвращает задержки и способствует более оперативному вынесению приговора.
Председатель Коалиции по защите прав СМИ Мамука Андгуладзе подчеркивает, что общественное мнение формируется (и во многом уже сформировано) преимущественно благодаря работе средств массовой информации.
«Общественное мнение в значительной степени сформировалось благодаря тому, как СМИ освещают происходящее в судах: показывают, что обвинения часто необоснованны, а показания свидетелей от правоохранительных органов — недостоверны. Бывают случаи, когда они публично заявляют, что опознали человека, который якобы находится в зале суда, хотя на самом деле он там даже не присутствует. Эти эмоции, детали — все это журналисты доносили до общества. В последние месяцы СМИ демонстрируют, как неправильно функционируют правоохранительные органы и судебная система», — подчеркивает он.
И хотя у журналистов все еще остается возможность передавать информацию, по мнению Андгуладзе, текстовый формат недостаточно эффективен и не вызывает у общества должного уровня доверия.
«Это не только мое личное мнение и то, чему я учу студентов — это позиция Европейского суда по правам человека, а также признанных судей и правовых систем: именно аудиовизуальная информация способна наиболее полно информировать общественность и формировать общественное мнение. Такой контент может оказывать как положительное, так и отрицательное влияние, но он отражает реальную атмосферу в зале суда — то, что не могут передать ни блокнот, ни ноутбук. Камеры фиксируют нюансы, эмоции, поведение участников процесса. Мы живем в XXI веке, но «Грузинская мечта» пытается вернуть нас в XX век».
Назад в 2007-ой
И журналисты, и адвокаты проводят параллели с недавним прошлым — в частности, с 2007 годом, когда в Грузии уже действовал запрет на съемку в залах суда.
«В 2007 году на процессе по делу Гиргвлиани была аналогичная ситуация, и все хорошо помнят, к чему это привело. Лучше бы вы не шли по тому же пути», — заявил адвокат Ираклий Чомахашвили во время судебного заседания.
В августе 2007 года практически такой же законопроект подписал Михаил Саакашвили. Это случилось на фоне одного из самых резонансных дел современной Грузии — убийства молодого банкира Сандро Гиргвлиани. Оппозиция того времени и семья погибшего утверждали, что к преступлению причастны высокопоставленные сотрудники МВД, и требовали наказания «заказчиков расправы». В ходе расследования и судебного процесса несколько полицейских признали виновными и получили тюремные сроки. В 2014 году экс-министр внутренних дел Вано Мерабишвили был признан виновным в сокрытии доказательств по делу Гиргвлиани с целью препятствовать установлению истины. Это резонансное дело тогда широко освещалось в СМИ.
Примечательно, что в 2007-ом такие поправки в закон вызвали резкую критику со стороны омбудсмена Созара Субари. Сегодня же он возглавляет политическую партию «Сила народа» — «дочернюю» структуру «Грузинской мечты», которая вместе с властью выступает инициатором законопроектов, ограничивающих работу СМИ в судах.
Впрочем, в 2013 году, с приходом к власти «Грузинской мечты», эти ограничения были отменены. Однако спустя 12 лет повторное введение подобных мер вызывает у наблюдателей сомнения в справедливости судебной системы и воспринимается как попытка скрыть важные детали.
«Это явный курс «Грузинской мечты» на полное закрытие страны, если их цель — установить авторитарный режим. В таких условиях власть, де-юре или де-факто, не ощущает ответственности перед обществом. Население не должно знать ничего, кроме того, что им позволят узнать», — говорит Мамука Андгуладзе.
Эксперт подчеркивает, что в нормальных демократических странах судебная система заинтересована в том, чтобы открыто демонстрировать гражданам, как принимаются решения, чтобы вызывать доверие к себе. Однако в Грузии главная цель этих изменений — напротив, скрыть все от общества, чтобы люди не испытывали сочувствия, не узнали правду и не увидели несправедливость своими глазами.
Форум